| index.htm | @pawlick.ru | НСНО! | pawlick@pawlick.ru |
Всегда называл ее Лизавета Петровна, никогда на "ты", тем
более что она как раз была одним из очень немногих людей, кому стоило писать
"Вы" — как делают в плохой рекламе и как следует делать по отношению к человеку,
которого бесконечно уважаешь. А когда начал фиксировать свои воспоминания о ней
после, почему-то она стала просто "Лизой". Возможно, дело еще и в том,
что теперь разница в возрасте будет сокращаться, а когда-то и вовсе исчезнет.
Как-то спросила, кто она для меня. И уставилась, словно к стене пригвоздила. Она
так умела, исключая какую бы то ни было тень сомнения: никаких тут шуточек, все
серьезно.
Я подумал немного и ответил: "Вот у меня в телефоне есть список избранных
номеров. В нем первый номер жены, второй мамы. Третий — ваш".
Кажется, ответ ей понравился.
Рассказывая о чем-либо, Лиза была совершенно непредсказуема и неудержима. Помню,
как однажды она поведала корреспондентке "АиФ" мою историю примерно в следующих
словах: "Павлик-то у нас пришел в фонд — ты бы его видела — взглянуть страшно.
Мы же его выходили, откормили, вот этими самыми руками. С того света, можно
сказать, вытащили. Это сейчас он вон какой красавец, а видела бы ты его тогда —
без слез не взглянешь!"
Я-то отлично знал, что не было ничего даже близко к тому: впервые я появился в
Фонде спустя полгода после операции, когда по мне догадаться о чем-либо было
совершенно не возможно. Но "автор так видел", это была ее песня и я даже не
думал как-либо возражать.
После просмотра фильма Лены Погребижской в январе 2017 все рассказывали о том,
чему научила Лиза тех, кто был с ней знаком — и не только. Мне тогда
сформулировать голосом было сложно, а сейчас, на письме, проще довести мысль до
конца. У Лизы было изумительное умение, свойственное скорее мужчинам, еще скорее
— пацанам. Она всегда, не вникая в детали, готова была ввязаться в драку за
любого из близких. Знаете, как в детстве: ты же не будешь разбираться, кто там
первый начал, "наших бьют!" — значит, надо бежать и драться. А кто виноват был,
кто прав, не так и важно. Главное — не дать своих в обиду. Причем иногда
казалось, что своими были для нее почти все.
Когда самолет упал, мы с друзьями смотрели кино — весь день, с утра до вечера,
целый сезон сериала. И зачем-то мне стали приходить сообщения от моих знакомых.
"А ты знаешь? А ты слышал?". Знаю, слышал… Ребята, серьезно, вы чем меня так
сильно хотели обрадовать? Думаете, я не смог бы прожить без этой информации
лишние несколько часов, не знаю, дней? Правда, зачем? Почему никто не написал
мне: "Паш, не смотри новости. Просто не смотри. Поверь на слово". Я не знаю,
удержался ли бы. В конце концов, можно было и ничего не писать.
Когда году в 2008 я начал собирать публикации о докторе Лизе и ее собственные
статьи, все собранное поместил у себя на сайте, назвав "проект "доктор Лиза". И
опубликовал ссылку у себя в ЖЖ. Лиза со свойственной ей прямотой откомментила:
"Я не проект. Я человек".
Мы познакомились в 2007, я тогда отошел от первой серии своих "больничных
приключений" и наткнулся у кого-то в ЖЖ на перепост ее записей — или рассказ о
ней, уже не припомню. Когда в 2008 году выяснилось, что впереди "вторая серия",
меня провожали на операцию всем фондом. Никогда не видел, как отправляют в
армию, но, кажется, это происходит примерно так же (и, будь у нас там баян, —
уверен, порвали бы).
До сих пор помню окончание того вечера, когда меня все обнимали, желали удачи,
Глеб Глебыч как-то особенно, по-старинному перекрестил и трижды поцеловал. И все
время после, до самой выписки, у меня не проходило ощущение, будто я лежу в
чьих-то ладонях, и мне тепло, спокойно и безопасно. И, в отличие от 2006, когда
были и осложнения, и десяток химиотерапий, в 2008 была просто операция — и
восстановление. Помню, как, снова придя в подвал, хоть еще на костылях, я был
бесконечно благодарен ребятам за то, что они так меня поддержали.
А когда мне не хотелось ехать на очередные обследования, я делился этим с Лизой,
после чего она не забывала напомнить и даже потребовать, чтобы непременно
сходил. "Если боишься, я пойду с тобой". Я представлял, как она, такая маленькая
и хрупкая, приходит за ручку со мной, дядей под два метра и за центнер веса, и
становилось так смешно, что страх уходил.
На 40 дней (никак не могу запомнить, что считать надо со дня смерти, то есть,
строго говоря, это 39-й день после) решил, что нужно сходить на могилу.
Получилось целое приключение — уверен, Лиза смеялась бы, слушая этот рассказ.
Выяснилось, что вход на кладбище совсем не там, где в Новодевичий монастырь, а
вниз по Лужнецкому проезду, почти до самого Третьего транспортного кольца.
На входе спросил, где 4 участок. "Вы к Глинке?" — уточнил охранник, глядя на мои
цветы, и объяснил, как идти. Если был хоть раз, заблудиться невозможно. Но
выяснилось, что номер ряда у меня был неверный, а сами номера при этом
расположены на разделяющей участки кладбища стене, на самом верху; маленькие
таблички, размером где-то 10х10 см, и заметить их сложно. Я пошел по
направлению, указанному охранником, внимательно глядя в каждый ряд. Лизы не было
нигде.
Вдруг с другого конца аллеи какая-то женщина стала призывно кричать и махать
рукой. Я удивился, чего она так надрывается, кладбище же. Шел себе дальше, а
женщина продолжала кричать и махать руками. Подумал даже было, что зовет она
меня — мало ли, если и охранник был в курсе, куда сегодня будут идти люди,
может, она как раз нашла и хотела показать.
Направился обратно. Дошел до середины соседнего участка и наткнулся на ту
женщину.
— А вы не видели, где японские туристы? — спросила она.
— Нет.
— Они искали могилу Гоголя. А я не могла им показать. И вот нашла. Но они
куда-то ушли.
Я вспомнил, что вроде видел группу каких-то азиатов, шедших мне навстречу.
Показал, куда они направились. Прошел дальше. Нашел могилу Гоголя. И Чехова. "В
самом деле, — подумалось, — кого еще мог посетить филолог на Новодевичьем, как
не Николай Василича с Антон Палычем". Вернулся к четвертому участку, решил
поискать Шаляпина, который вроде как должен был быть недалеко. Еще издали
заметил раскинувшегося на белой скамейке белого же барина. Правда, Лиза
оказалась совсем в другом конце ряда, но все же Федор Иванович выручил.
<…>
Обратил внимание, что венок от Глеба Глебовича и сыновей стоял поодаль от
могилы, у стены, а рядом — громоздкие и пожухлые "от президента" и "от
патриарха".
А на самой могиле лежало огромное одеяло из живых цветов.
Пока проходили первые недели, пока не было еще подтверждения, что тело найдено и
опознано, почти все стадии переживания горя сменялись внутри по нескольку раз на
дню. То отрицание, то гнев, пожалуй, разве что никаких торгов, если не считать
мысли про "если вот она не сможет попасть в рай, то кто тогда вообще сможет туда
попасть? и зачем тогда он нужен?", депрессия, но — без принятия.
Когда "подвальцы" собирались в январе, один из нас сказал, что после просмотра
фильма Лены Погребижской ему удалось отпустить Лизу. А я подумал, что мне пока
не удалось. Разумеется, это не про нашу с ней близость, это про мое внутреннее
от нее ощущение.
Но даже увидев ее гроб в Успенской церкви Новодевичьего монастыря в день
похорон, даже стоя перед ее могилой, я не мог поверить, что это правда.
Я и сейчас не верю.
P.S. Если позвонить на сотовый номер человека, которого больше нет, то привычные
слова, которые слышал до этого много раз, прозвучат совсем по-иному: "Абонент не
отвечает или временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее".
|
|
|
|
|